Интерьвю Онно Ван дер Харта Бернарду Майеру о диссоциации (перевод Дивид Е. К. )
понятие «диссоциация» использовалось по-разному.
Однако такие французские основоположники, как Пьер Жане, Шарко, Бине и многие другие авторы,
использовавшие другой язык, все они пришли к единому пониманию диссоциации, как разделению, распаду личности.
Мы даем сложное определение личности и говорим о ней, прежде всего, как о динамической биопсихосоциальной системе, определяющей наши привычные ментальные и физические действия.
И диссоциация, в нашем понимании структурная диссоциация — это диссоциация личности, разделенной на различные подсистемы.
Каждая подсистема обладает самосознанием, самопредставлением, собственным чувством «Я».
Они ощущают себя не просто частью личности, а имеют свой собственный ракурс восприятия.
Они проявляют себя, либо совершая определенные действия в тот момент, когда та часть личности, которая функционирует в повседневной жизни, теряет свой контроль,
либо дистанцируясь различными способами.
Во-первых, как уже говорили Жане и Шарко и др., существуют позитивные диссоциативные симптомы и негативные диссоциативные симптомы.
Если говорить о ментальных негативных симптомах, то примером может служить диссоциативная амнезия. Если говорить о телесных симптомах, например, если я не могу двигать какой-то частью своего тела,
то это негативный соматоформный диссоциативный симптом. В особенности, если совсем не чувствую боли или любого другого ощущения в моей руке…
Сейчас я говорю о негативных диссоциативных симптомах.
Но симптомы также могут быть позитивными, проявляющиеся, например, в виде диссоциативной боли в теле, где хранится информация о болезненном опыте. Или, например, в виде движения, тика. Важно понимать, что эти движения или утрата болевой чувствительности относятся к другой, так называемой диссоциативной части личности. Если бы у меня было диссоциативное расстройство, то я бы не чувствовал боль, но другая часть меня, возможно, ощущала бы острую боль. Но эта боль также может стать мне доступной для осознания, и тогда невозможно с медицинской точки зрения объяснить происхождение этой боли.
Если в качестве примера привести булимию, например, если бы у меня была булимия. И мне не особенно хочется есть, но, возможно существование другой части меня, испытывающей острую потребность в еде, и желающей таким способом регулировать свое эмоциональное состояние. И даже если этот случай не соответствует полностью клинической картине какого-либо диссоциативного расстройства, тем не менее, в данном случае возможно существование диссоциации, учитывая, что есть другая часть, обладающая чувством «Я».
И затем, та часть, которая функционирует в повседневной жизни может установить связь с частью, страдающей булимией, и узнать каковы ее цели, какую проблему она пытается решить. И попытаться решить эту проблему другим способом.
Даже если нет диссоциативной части, вовлеченной в эту проблему, а есть, например, «эго-состояние», тем не менее, мы можем использовать ту же модель.
И фактически работать над взаимоотношениями между различными частями личности, решая проблемы внутри -телесные ли или ментальные, являющиеся, однако, неотделимыми.
Во-первых, я хотел бы сказать, что я вижу, как прекрасно развиваются психотерапии и соматические терапии,
например, EMDR, brainspotting и все подходы к телу, которые я бы назвал сенсомоторными психотерапиями, например, соматическая психотерапия Питера Левина. Все эти разработки и подходы превосходны.
Однако, у людей с тяжелой травмой, психика разделена на несколько частей. Некоторые части живут в настоящем, другие — застряли в травме, на моем языке — живут травматическими переживаниями прошлого. Поэтому психотерапевт, используя свой подход, тем не менее, должен учитывать в своей работе то, что психика человека с тяжелой травмой разделена.
Если этого понимания нет, то существует риск, что психическое состояние человека с тяжелой травмой, с диссоциативным расстройством
при слишком быстром продвижении в терапии ухудшится». Онно Ван дер Харт