Мне почти 40 лет, мама, и я больше не твой. Я больше не твой мальчик, мама. Мне очень дороги наши с тобой отношения, но мне больше нечем за них платить.
До 10 лет я болел до изнеможения астмой, лишь бы ты чувствовала себя нужной и значимой. Я действительно не мог без тебя и задыхался каждый раз, когда мне было тревожно или страшно, а тебя рядом не было. Но и когда ты была рядом, что-то такое я чувствовал, что тоже не мог дышать.
В 10, когда ушёл отец, я вдруг резко понял, что я единственный мужчина в семье и мне нужно быть сильным. Нельзя больше плакать. Нельзя бояться. Нельзя тебя тревожить, нельзя тебя злить. Нужно о тебе заботиться. Что-то в этом было неправильное, противное, отвратительное. Но я тогда не знал как по-другому. Мои приступы вначале участились, мне каждый раз казалось, что я умру, и возможно я действительно хотел умереть. Но я жил. Жил я странно. В маленьком десятилетнем теле мальчика жил какой-то резко состарившийся угрюмый тревожный мужчина, который ежедневно пытался выбраться из дикого, непосильного напряжения.
Я тогда не понимал, что я неосознанно поставил себе сложную и безумную задачу. Я тогда решил, что раз нет отца, мне нужно сделать тебя счастливой. Мне казалось, что это очень мужское дело — не знаю, откуда я это взял — делать женщину счастливой. Только спустя 30 лет, будучи в терапии, я узнал, что это не просто не мужская задача. Это вообще не задача. Счастье — это выбор, это процесс, это путь. Выбор, процесс, путь самого человека и никто не должен это организовывать другому.
Но мне было 10. Рядом никого не было, кроме тебя, мама, и мне было очень страшно и я был очень растерян. Я даже, знаешь, толком не позволил себе почувствовать, что отца не стало. Привычного, моего, родного. Большого, бородатого, в старой потёртой байковой домашней рубашке с закатанными рукавами. Я даже не позволил себе разозлиться, разгневаться, обидеться на него. Хотя вопрос камнем так и повис внутри меня — «За что ты так со мной, папа?» Много вопросов остановилось внутри меня и окаменело. Некому было их задавать. Ты, я был уверен, рассердилась бы на меня, если б я начал про отца говорить.
И я тогда договорился сам с собой, что отца нет. Мне нужно учиться жить без него. Наверное, там было очень больно. Но я не позволял себе это чувствовать. Я отрезал ту часть себя, которая выла, кричала, раздирала мою маленькую детскую душу от боли.
Потом астма отступила. Я резко стал таким большим, а ты почему-то такой маленькой и беспомощной, что я вдруг начал чувствовать что ты меня не спасёшь, а для себя болеть стало…как-то бессмысленно…Спасать нужно было тебя. Я не очень понимал от чего, но я начал спасать.
Я вглядывался в каждый твой взгляд, я вслушивался в каждый твой вздох, я пытался угадать твои желания, твои мысли. Я так уставал тогда и никак не мог понять от чего. Только сейчас, разбирая тот кусок своей жизни я увидел, прочувствовал, где тонула моя энергия.
Потом были мои 15, и 16, и 17. Я знал, что ты хочешь, чтобы я был врачом. Как твой отец. Мне тогда было невдомёк, что ты пытаешься вернуть его в свою жизнь через меня. Связываешь меня невидимыми цепями с дедом. Чтобы я стал для тебя тем, кем на самом деле дед никогда не был для тебя — надёжным не опасным мужчиной, который никогда тебя не бросит и не предаст. Который разберётся с другими мужчинами в твоей жизни, защитит тебя от них, в том числе и от моего отца.
Ох мама, если б я тогда мог понять и знать, что тебе нужно и что это не ко мне всё… что всё это другим людям, другим мужчинам из твоей жизни, я бы не боялся так твоей злости, твоей ярости, не рвал бы себя на части, видя твоё недовольство, твою неудовлетворённость, видя тебя несчастливой. Я бы не был так привязан к тебе тысячей невидимых нитей, не так скован, не так потерян в своей собственной ещё тогда юной, а скоро и взрослой жизни.
Я стал врачом. Хирургом. Я пытался работать по специальности. Начал делать первые сложные операции. Проходил стажировки у многих известных врачей и они говорили мне, что я перспективен, но в глубине души я чувствовал, что это не моё… Я любил… а ты ведь не знаешь мама, что я любил. Я любил камни…Разноцветные, большие и маленькие, полудрагоценные и очень дорогие. И в детстве я мечтал стать ювелиром… Я отчётливо помню, когда меня в очередной раз привезли в больницу, в приёмном покое сидела очень красивая женщина-врач и первое, что я увидел — кольцо с большим камнем на её руке. Этот камень (это был аметист) так увлёк меня, что я даже перестал задыхаться. И я тогда решил, что я буду работать с камнями — буду делать украшения с камнями. Эта мечта каждый раз разбивалась вдребезги об твои слова, что мне нужно быть врачом. Ты из года в год, почти ежедневно говорила, что мне нужно — именно, НУЖНО быть врачом. И я предал ради тебя, мама, ради твоего счастья ( я так хотел в это верить) ту свою мечту.
Потом были женщины. С ними всё было непросто. Я не понимал тогда, что с каждой из них мне было так неловко, но не перед ними, перед тобой. Я внутри себя чувствовал такое противное чувство и оно почему-то было тебе адресовано. Мне казалось, что что-то в моих отношениях с женщинами было неправильно… Я долго не мог понять, что… В какой-то момент я ясно почувствовал, что… мне стыдно. Мне ужасно стыдно перед тобой. Кук будто я каждый раз предаю тебя. Но почему именно это?… Я ведь не твой мужчина, мама. Или…? Мне мерзко и противно от таких мыслей, но они сами приходят. Я ничего не могу с этим поделать.
Помнишь, как потом я начал толстеть. Мне было под 30. Я жутко переживал про это, даже больше, чем про то, что больше года у меня не было никаких отношений с женщинами, а после череды неудачных операций я начал подумывать про преподавание и про то, чтобы уйти из хирургической практики. Только сейчас я понимаю, что все эти события связаны, что это был кризис. И что я тогда пытался от тебя отстроиться через всё это — заваливал работу, пытался жить один.
Но при этом мне было так страшно, так ужасно, до смерти страшно, что я не справлюсь, что я что-то не то делаю, что я от чего-то отхожу….Я пытался выжить. Я ел. Я бесконечно, бездумно ел. Увеличивался. Стыдился. Сам себе был отвратительным. Но никак не мог собой управлять. Я на самом деле давно потерял или так и не имел никогда ключей от себя и от своей жизни, но была какая-то иллюзия, что я куда-то иду и что-то делаю, надеясь, что это и есть правильно, а в тот момент плотину окончательно снесло. Я потерял всяческие ориентиры. Плюс ко всему вернулась астма. А я вернулся к тебе…
Мне казалось я выдохнул, попал под твоё крыло, стал немного спокойней. А тем временем моя и так разлаженная личная жизнь стала не просто одинокой и грустной, она ещё и перестала быть моей личной. Ты была везде. А меня почти не было.
Я окончательно ушёл с работы, у меня были какие-то сбережения и я пытался жить за то, что играл в онлайн-казино. Катался на качелях азарта и полной отмороженности по отношению к собственной жизни. Сейчас понимаю, что тонул в этой зависимости, пытаясь не соприкасаться с массой тягостных, болезненных чувств, в которых тоже можно было бы утонуть.
Потом… потом умер отец. Он умер… а со мной что-то начало происходить. Сейчас понимаю, что он сделал мне своей смертью бесценный подарок. Я словно очнулся. Я почувствовал как внутри меня дрогнул сначала маленький камушек. Я осмотрелся вокруг, и снова что-то дрогнуло внутри. Какой-то большой камень начал шевелиться так сильно, что я больше не мог не чувствовать. Отец своей смертью что-то такое мне сказал важное, жизненно важное. Что-то очень мужское, цепкое, летящее, словно стрела, в самое сердце, в самую душу. Он, похоже, сказал, мне «Живи, сынок. Умереть ещё успеешь».
Я вдруг начал видеть как ты состарилась, мама. Я вдруг начал чувствовать, что я тоже состарился, и мне стало до отвращения страшно. Стало так явно видно, что я не могу так больше. Я потерял всё, что мог. Себя, свои силы, свои мечты, свои желания, свой путь, свою любовь. Я отдал тебе всё, что мог, даже больше. Все долги, не свои тоже.
Я чуть не умер, так и не пожив, мама. Но я больше не хочу умирать с тобой, мама. Я больше не могу игнорировать свои импульсы жизни. Я больше не могу сопровождать твоё умирание, мама. Мне почти 40 лет и я больше не твой. Я взрослый мужчина со своей судьбой.
Я больше не твой мальчик, мама….
Елена Швец