Проекция, перенос, контрперенос и проективная идентефикация

С большим интересом к психоаналитическим истокам гештальтисты исследуют заново два понятия: перенос и контрперенос.
«Перенос является основным фактором в психоанализе, и это явление связано с процессом отношений клиента и терапевта «здесь и сейчас» в гештальт-подходе. Психоаналитики утверждают, что клиенты привнесут в терапию и спроецируют на терапевта характерные черты значимых людей из их ранней жизни, в частности — родителей. Этому будет способствовать нейтральность терапевта, поскольку в идеале клиент ничего не знает о терапевте, не имеет с ним физического контакта, а в классическом психоанализе даже не видит терапевта, сидящего у него за спиной.
В то же время терапевт ощущает себя реагирующим на клиента таким образом, как реагировали эти фигуры из прошлого. Это называют контрпереносом. Иногда терапевт может испытывать эмоции, которые клиент подавляет. Это называют проективной идентификацией.
Обращая внимание на перенос клиента и свой контрперенос, терапевт может обрести понимание раннего опыта клиента. Его можно включить в интерпретации аналитика, что поможет клиенту разобраться в его внутреннем мире. Возникает вопрос — как эти понятия применяются в гештальт-контексте, где терапевт – реальный человек, не пытающийся оставаться нейтральным, целью отношений между ним и клиентом является контакт, а не перенос или интерпретация, а фокус внимания обращен вовсе не к раннему опыту? Кроме того, есть ли отличие переноса или контрпереноса от проекции или конфлюэнции — феноменов, возникающих в подобных обстоятельствах?
Отличие состоит в том, что проекции, участвующие в переносе, являются маркерами моих основных межличностных установок в мире – они показывают, как я веду себя со значимыми людьми в жизни, как я побуждаю людей к действию и препятствую их взаимодействию со мной.
Я опираюсь на позицию Хантера Бомона, который анализирует контакт с точки зрения образования фона способами, являющимися относительно комфортными для человека или людей, вовлеченных в процесс. Наш предшествующий опыт гласит, что одни способы построения контакта self с другим будут известны и удобны, другие же будут сопровождаться оттенком тревоги и ощущением некомпетентности. Важной частью навыка построения отношений с другими людьми является способность договариваться с кем-то, чтобы создать именно ту форму контакта, в которой мы сможем чувствовать себя относительно комфортно и сможем надеяться, что встреча принесет желанные плоды. Именно этот навык взаимного приспособления, полагаю, сопровождает феномен проективной идентификации.
Часто важность процесса взаимного приспособления не видна из-за его повсеместности. Однако же есть два обстоятельства, в которых появляются проблемы. Первое из них — если кто-то не имеет навыков общения из-за органических повреждений мозга или потому, что был воспитан опекунами, которые не знали, как приспособиться к ребенку. Этот пример олицетворяет семейную модель людей, которые не знают, как договориться об удовлетворении собственных потребностей, нужд своих детей или других лиц.
Вторая проблема возникает, если человек был воспитан в среде, где то, что давали, потом легко отбирали назад, а последствия самостоятельных действий были болезненными или опасными. Результатом этого может быть то, что целью его переговоров будет не удовлетворение потребностей и желаний, а просто желание выжить, действуя приемлемыми способами. Перлз назвал это обращением со средой в целях поддержки и отличил этот процесс от самоподдержки. Для самоподдержки нужно сориентироваться в окружающей среде так, чтобы получить оттуда поддержку — дышать таким образом, чтобы воздух мог поддерживать меня, вести себя так, чтобы это равноправие меня поддерживало, а также пребывать в хорошем контакте с самим собой и окружением, которое поддерживает мою потребность в пище, отношениях, отдыхе и развлечениях, предлагая среде что-то взамен. Фактически, это манипуляция.
«Манипуляция/управление окружающей средой с целью получения поддержки» имеет определенный репертуар способов, не связанных с актуальными условиями поля, единственная функция которых заключается в том, чтобы получать минимальную поддержку от других. Это может быть мысленное представление о себе как о слабом — чтобы другие заботились обо мне. Привычка говорить другим о том, как плохо я себя чувствую или могу навредить себе, и поэтому они воздерживаются от критики. Еще одним способом манипуляции являются угрозы, поэтому другие дают мне желаемое, не особо приближаясь. Или обещание сделать все, чего хотят другие, чтобы они нуждались во мне.
Итак, поддержка рассматривается в гештальт-терапии больше как отклик на позицию в мире — контакт с потребностями, желаниями и интересами (моими и окружающей среды, которые могут быть созвучны моим), а не просто отношение людей к этому. Поэтому я считаю перенос и контрперенос ключами к пониманию того, какие способы построения контакта клиент предпочитает и каким образом получает поддержку, а вовсе не инструментом, открывающим дверь в ранний опыт. Конечно, большая часть этих способов была приобретена раньше, но не обязательно. Исходят ли действия клиента из ощущения того, чего он хочет от меня или больше из ощущения того, чего хотят от него, которое он переживает как требование? Чувствую ли я желание поступить с клиентом определенным образом, и что произойдет, если я буду так действовать (или не буду)? Мы также могли бы описать эти процессы как проекцию или конфлюэнцию, занимающие центральную позицию в моем существовании.
Поскольку целями гештальт-терапии являются контакт и осознанность, терапевт должен иметь возможность сближения с другими людьми (в частности, с клиентами) и обладать обширным репертуаром стилей контактирования, в отличие от способности быть «пустым». Этот репертуар должен включать стили удобные и неудобные для клиентов. Клиенты должны чувствовать, что их достаточно радушно встретили в удобном месте, чтобы иметь возможность переживать себя как «принятых» (как говорит Бубер). Однако, согласно Буберу, они должны также найти подтверждение своему потенциалу исследования того стиля отношений, который они не сразу воспримут как удобный. Впоследствии они смогут пережить появление новых способов отношений, которые придадут больше гибкости их жизни в мире.
Такой подход предполагает изучение основных позиций, которые клиент занимает. Это исключает любые искусственные попытки терапевта «создать доверие» (например, ритуальные «доверительные игры», которые стали клише в некоторых терапевтических кругах). Но включает, подчеркиваю, исследование того, как клиент определяет — кому доверять, а кому нет; достаточно ли клиент контактирует со своим окружением, чтобы принимать точные решения о своем уровне безопасности, или наоборот, действует по готовому шаблону, доверяя или всем или никому, а, возможно, откликается на конкретные сигналы – такие, как пол, тембр голоса другого человека и т.д. Эта основная информация жизненно важна для отношений, которые клиент устанавливает с миром, и становится очевидным в переносе как взаимодействии между психотерапевтом и клиентом и между терапевтом и членами группы.”
П. Филиппсон. “SELF в отношениях”. Гл. 5 “Прерывание контакта”.
перевод Галины Савченко.
под общей редакцией Елены Дыхне.
научные редакторы: Даниил Хломов, Елена Дыхне, Анна Федосова.
илл. к заметке А. Федосова.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.