DON’T YOU WANT A BALOON, GEORGIE?
На одной из детских групп ребенок лет 10 сказал так: «Я часто выбираю между двумя идеями – «Жить нужно» и «Жить не обязательно». Мы были потрясены, напуганы, восхищены мужеством человека, который решился это сказать и обсудить с другими детьми.
Дальше несколько историй про детей и взрослых.
1. У девочки Беверли был сильный папочка. Он очень переживал за нее. И все время бил, чтобы показать, как ужасно она его расстроила и насколько велико его волнение о своей малышке. Бевви знала – что бы она ни сделала и как бы ему не ответила, результат будет один – папа ее изобьет. Она любила папу, потому что он часто рисовал с ней птиц и рассказывал о жизни. Она выросла, уехала в Нью-Йорк и вышла замуж за сильного Тома, который, как и отец, очень переживал за нее, расстраивался и избивал за то, что она «плохо себя ведет», а еще – когда ему не хватало пива, а еще – когда у него было просто плохое настроение. Он также открыл в ней талант дизайнера, и она была этим ему обязана. Ведь только благодаря Тому треть женщин Америки носили платья, которые придумала Бев!
Такая любовь: когда ребенок, а потом взрослый идентифицируется с любимым агрессором, оправдывая его и искренне веря, что тот все делает из любви к нему. Наказание справедливо, гнев обоснован. Развивается Стокгольмский синдром. Происходит расщепление, собственная агрессия вытесняется.
Детям и взрослым неведомо, что папочка или Том могут быть нарушены настолько, что унижают собственных детей и окружающих с целью решения каких-то своих патологических вопросов и избавления от тревог.
2. Мальчика Патрика воспитывал свихнувшийся папа. Патрик к одиннадцати годам съехал с катушек от постоянного насилия, которое тот творил над ним и к которому постоянно призывал. Мальчик с большим энтузиазмом стал красть у соседей животных. Он запирал собак и котов в старом холодильнике на заброшенной свалке, и время от времени открывал дверцу, глядя, как они там мучаются и умирают. Один щеночек через сутки плена в холодильнике радостно бросился к Патрику и стал лизать ему руки. Патрик запихнул собачку назад и захлопнул дверцу.
Такая любовь: ребенок начинает верить в то, что если быть сильным и страшным, то мир признает это, все будут от него зависеть, бояться и любить. А папочка научит, как это сделать. Тренировать навык возможно пока что на котиках. А позже – на людях. Радует, что Патрика призвал Господь, задолго до того, как он успел повзрослеть.
3. У мальчика Эдди была мама. Она очень не хотела остаться в одиночестве, приходя в ужас от мысли, что мальчик Эдди вырастет, женится или покинет город. И тогда она окружила его гиперопекой. Контролируя каждый его шаг и вздох. У Эдди началась астма. Как-то он пришел к аптекарю за очередным ингалятором, и тот, посчитав его выросшим в достаточной мере для того, чтобы знать правду, сообщил ему, что в ингаляторе находится не лекарство, а плацебо. Что астмы нет, точнее она есть «у него в голове». Эдди поначалу не поверил. Ему пришлось бы признать, что мама его обманывает. А мама любит, заботится и отдает последнее. И только в день, когда мать не пустила к нему в больницу друзей (они могут «украсть» у нее сына), он смог признать факт материнской лжи. Мамочка, конечно же, все отрицала. Тогда Эдди обменял возможность общаться с друзьями на то, что он продолжит использовать ингалятор. Его мать попала в изготовленный ею же капкан шантажа.
После Эдди вырос и женился на весьма похожей на мамочку женщине, которая отдавала последнее, обволакивая Эдди любовью, как липкой паутиной, от которой трудно избавиться.
Такая любовь: сладкая трясина. Покрывало иллюзий, шоры на глаза. Из идеи величайшей, жертвенной любви следует приглашение в слияние, беспрекословное послушание и вечный плен. Золотая клетка. Этот вид насилия плохо распознается, так как люди склонны верить содержанию, а не процессу. Трясина булькает: «Я тебя люблю! Я так тебя люблю! Я все тебе отдаю. Ради тебя я отдал все. Ты – эксклюзивен. Только с тобой я перестаю волноваться, болеть, слушать плохую музыку, пить плохую водку, ты – лучший! Ты не сможешь меня бросить никогда. Ты мне должен. Ты не уйдешь. Ты не предашь меня. Ты отвечаешь за мое счастье. Если ты уйдешь – я погибну». Трясина глухо вздыхает и продолжает незаметно всасывать. Говорит и продолжает…… Говорит и продолжает….. Легче отдаться воле мягкой грязи, желеобразной склизкой любви, теплой и бездонной, уснуть, потерять связь с реальностью, чем противостоять любящему и жертвенному болоту, которое может поглотить человека целиком.
4. Мальчик Билл рос в семье, где родителям было не до него. Он мог войти в дом, окровавленный и без рубашки, зная, что никто не обратит на это внимания. Его не замечали. Родители были охвачены иными интересами.
Он вырос и стал писать романы-ужасы, ставшие бестселлерами.
Дети, которых игнорируют и делают вид, что их нет, могут вырасти и всю жизнь сомневаться в своем существовании, уйти в психоз, ощущать разорванность и ужас распада.
А могут жить таким образом, что люди их не смогут не заметить. Заявят громко о себе на весь мир: «Я есть! Несмотря на то, что ты не хочешь видеть того, что я делаю, игнорируешь мои желания и чувства». Это путь гиперкомпенсации – «Мама! Теперь меня знают многие, как бы ты не старалась убедить меня в том, что я не существую». Для этого даже не обязательно появляться где-то. Поэтому в мире достаточно писателей, актеров и художников, избравших уединенный образ жизни и избегающих публичности. Изредка они читают лекции, дают интервью, участвуют в выставках и снимаются в кино, но их вряд ли возможно заметить пляшущими в ночных клубах.
Такая любовь: отрицание существования. Часто говорят о партнерах, которые наедине нежны, внимательны и прекрасны, а публично делают вид, что едва знакомы с тем, с кем пришли. Возможно, они вместе живут, работают или очень дружат. Но ситуация превращается в перевертыш для других. Задача игнорирующего – показать всем: «Он для меня – никто» (Возможно, ему стыдно, что он привязан «не к тому», кого одобрит, на его взгляд, социум). Случается обратное – на людях партнеру оказывают знаки внимания, целуют в плечико и несут коктейль, а наедине заботливый мужик превращается в бесстрастного, равнодушного, в лучшем случае – добрососедского. Цель его – что-то показать окружающим. Партнера своего он не видит и не учитывает вообще. Как и в предыдущем случае. Он действительно отстранен от своего спутника. Его интересует только отзеркаливание окружающими его действий. Возможно, он полагает, что социум одобрит его «выбор», и он всех победит и убедит в том, что он – молодец. Партнера использует как декорацию. Это очень высокомерный относительно социума и жестокий относительно партнера поступок. У кого-то это получается какое-то время, до тех пор, пока у окружающих не возникнет гадливого ощущения подмены и они не почувствуют себя обманутыми.
В описанных случаях детям (и взрослым) пытаются подменить реальность. Заставить их делать вид, что не происходит того, что происходит. Или что происходит то, чего нет, да и не было никогда – «Бевви, папочка заботится о тебе!». Из любви к важному человеку его партнер вынужден приносить в жертву себя, свою свободу и жизнь. Терять часть себя из соображений преданности и страха утраты отношений. Верить содержанию, а не процессу. Он погружается в иллюзию, понемногу теряя связь с реальным миром. Если повезет – очнется и сбежит.
5. Мальчик Бен был очень умным и очень толстым. Поэтому его били ровесники и старшие ребята, а еще издевался учитель физкультуры. Он мог в ответ начать убивать толстых, например, собачек. Вместо этого он научился драться с обидчиками и похудел. Его очень поддержали родители в этом решении. Потом он уехал, стал известным и хорошим архитектором, мог жить один, радуясь свободе, но каждую субботу из любой точки земного шара прилетал на частном самолете в одно и то же заведение, где были простые люди и отличное пиво.
Такая любовь: поддерживать своего ребенка на том пути, который он избрал, даже если это не согласуется с родительскими планами. Отпускать, если хочет уйти. Научить жить без себя.
6. Мальчик Майкл был негром. И его папа был негром. И мама. Они жили в условиях постоянного преследования, в разгар сегрегации. Родители научили Майкла уважать людей с иным цветом кожи, гордиться своим, вести себя с достоинством и держаться подальше от тех, кто может причинить зло. А могли бы вручить факел и призвать сжечь в ответ соседнюю ферму.
Такая любовь: достоинство versus напыщенное чванство.
Все дети (за исключением Патрика, которого заблаговременно прибрал Господь) смогли отыскать в себе необходимые ресурсы. Агрессию к тем, кто пытался заставить их поверить в мир-перевертыш, внимание и нежность – к себе. Они смогли утвердиться в мире. И смогли противостоять злу – в его самом страшном обличье. Но об этом лучше прочитать в книге, кому интересно.
Истории эти – из книги Стивена Кинга «Оно». Название текста – слова клоуна Пеннивайза, который убивал детей в городе Дерри штата Мэн. Он предложил воздушный шарик маленькому Джорджи Денбро, а потом убил мальчика.
Теперь случай из практики (имена и профессии изменены).
Мальчик Андрейка пытается учиться в школе. Третий год пытается. Ему очень мешают родители. Только они не подозревают об этом. Мама уверена, что он не справится сам. И предпочитает все делать вместо него: «Он глупый. Зато я высплюсь, а не буду возле него часами сидеть. Все так делают. Иначе он станет дворником. И что скажут люди?».
Папа полагает, что Андрей справится сам: «Он умный. Каждый должен заниматься своим делом. Если все делать вместо него, он станет дворником. А если примет на себя ответственность, то сможет хорошо прожить жизнь». Интересно, что родители этих родителей никогда не проверяли уроков у своих детей. Мать Андрея – кандидат филологических наук. Отец – высококлассный экономист. Родители привели ребенка в качестве идентифицированного пациента: «Посмотрите, кого нам послал боженька!».
Им неизвестно, что они решают вопросы власти между собой. Что между ними война, а передовая проходит по их сыну. Что мальчик вынужден бегать под перекрестным огнем. Все, что ему остается – последовать рекомендации, которую озвучивает Иэн Гиллан в песне «Child in time» – «You’d better close your eyes, bow your head. Wait for the ricochet».
Андрей выбрал не делать вообще ничего. Ушел в свой мир. Если он послушает маму, его накажет отец. И наоборот. Как не предать ни одного из родителей, ему неизвестно. Пока что он несколько аутизировался.
Перейду к следующей, не такой перегруженной именами и биографиями, части.
Будущих психотерапевтов в начале обучающей программы обучают выдерживать способ присутствия другого человека в группе.
Другой имеет право быть другим, инаковым, чем мы.
Это делают не для того, чтобы мы выдерживали способы присутствия в нашей жизни абсолютно всех людей. А для того, чтобы мы знали, что клиент может прийти любой, и его состояние может очень отличаться от состояния неделю назад. А также для того, чтобы тот, способ присутствия которого токсичен для группы, получил адекватную обратную связь (рано или поздно кому-то надоест постоянное посягательство на свои границы и достоинство). И выбрал, что ему дальше делать – менять поведение и способ присутствия. Или покидать группу. Так иногда происходит – человек ригидно сохраняет свой способ присутствия, объявляет всех мерзавцами и неприятными людьми и оскорбленно покидает зал. Его не поняли, не оценили, обидели, разозлили. Ведь его способны понять и оценить только избранные. Вот к ним он и пойдет, к следующим. Там, скорее всего, он воспроизведет ситуацию, получит адекватную обратную связь, сменит компанию, воспроизведет ситуацию, и т.п. Или прислушается к окружающим и пересмотрит свое поведение. Если у него есть наблюдающее ситуацию эго. Иногда единственным, кто сможет отзеркалить его поведение, является психотерапевт. К сожалению, некоторые клиенты предпочитают обесценить терапевта и прервать терапию на фазе негативного переноса. Так как в их концепции их следует любить всем и всегда. Их запрещено огорчать, расстраивать, тревожить. Ближний должен быть удобным, как венский стул. Но это уже для обсуждения проблем работы с пограничными клиентами. Я – о другом.
Так как нам дороги важные отношения, в сложных ситуациях мы предпочитаем оправдывать партнера, всю ответственность за происходящее возлагая на себя: «Я недостаточно старалась. Поэтому он меня еще не любит так, как способен!» (профлексия). «Он – несчастен. У него тяжелый период, плохое настроение, у него не было в детстве маленькой железной дороги с домиками, деревьями и тоннельчиком. Не стоило мне к нему лезть со своими переживаниями, желаниями и мыслями. Лучше молчать, задвинуть себя в уголок. А если я поведу себя иначе, то он может перестать меня любить» (ретрофлексия). Мы склонны проецировать и фантазировать о партнере и будущем – «Он же меня любит. Когда-то настанет день, и он изменится (обратит на меня внимание, услышит меня, перестанет меня бить, изменять и унижать). Я постараюсь еще больше». Нам свойственны примиряющие с ситуацией, которая бы у других вызвала негодование, интроекты: «Что бы он ни делал, я всегда буду с ним. Он же меня любит».
Указанные способы прерывания контакта с реальностью не исчерпывают всего разнообразия реагирования на «странности» в отношениях. Легче согласиться с предлагаемой реальностью, чем обратиться к своим переживаниям, почувствовать – как мне рядом с этим человеком?
Избегание разочарования, боли, переживания утраты присуще каждому. Механизмы защиты включаются мгновенно, сразу же после известия о смерти близкого. Иначе бы мы умирали вслед за ним.
У кого-то механизмы защиты (например, отрицание) работают постоянно. Их так научили. Детям некуда деваться. У них нет никого, кроме родителей. Дети действительно верят в то, что они виноваты, что они огорчают взрослых, мешают им, являясь плохими, неудачными или неподходящими. В это поверить легче, чем в то, что взрослый решает за их счет свои проблемы и пытается заполнить свои дыры и оживить свое болото. И что, будь на их месте любой другой ребенок, с ним происходило бы то же самое.
Взрослым есть куда деться. Им, по крайне мере, им принадлежит выбор – оставаться там, где с ними обращаются унизительным или хамским образом, или уйти. Объяснения «хочу, но не могу» (то есть игра, на первый взгляд, в «да, но») иногда являются правдой. Действительно, человек не может. Не достиг еще того состояния, когда действительно готов покинуть токсичную среду. Когда он уже готов, то бежит из нее с детьми, без денег, в чужой стране. К чужим людям, в горы, в посольство. Не думая о том, что скажут люди. Когда нужно спасать себя, свои границы, достоинство и жизнь, уже не до общественного мнения.
Когда люди спрашивают: «Слушай, почему вдруг некоторые люди стали казаться мне злыми, хамами и неадекватными? Может, я сошел с ума? Они раньше были хорошими? Поломались, что ли? Не может такого быть! У всех же есть недостатки. Мне почему-то стало с ними плохо», я отвечаю, что это потому, что проекции имеют свойство рушиться.
На смену очарованию приходит его антипод.
Плохое перевешивает хорошее.
Терпеть больше нет сил и желания.
Люди вспоминают и о себе тоже.
Они открывают глаза.
И просыпаются.
Оставляют ответственность за жизнь партнера партнеру. Возвращают, наконец, себе ответственность за свою жизнь.
А кто-то остается там, где ему продолжают рассказывать, как его любят и что он за это должен.
You’d better close your eyes,
bow your head.
Wait for the ricochet(с).
И когда меня спрашивают, в чем смысл терапии, если люди все продолжают влюбляться в похожих на предыдущих, вредоносных партнеров, продолжают попадать в дурацкие ситуации и отношения высокой токсичности, то я отвечаю, что после пары лет терапии человеку нужно меньше времени до осознания того, что нужно вывозить вещи. То, на что раньше требовались годы, занимает теперь намного меньше времени. А, возможно, настанет время, когда при первой же встрече с очередным «прекрасным принцем», будет понятно, что к нему вещи завозить не стоит. И что это вовсе не прекрасный принц, а мы хотим его таким видеть. Или он нас действительно вводит в заблуждение. Обманывает попросту. Так случается, к сожалению.
DON’T YOU WANT A BALOON, GEORGIE?