Лекция о кризисах и травмах (А. Моховиков). Большой Азовский Интенсив-2007.
Сегодняшняя лекция будет посвящена теме разнообразных кризисов, которые встречаются в нашей жизни, и опыт проживания тех или иных ситуаций в группах может навести хотя бы так, достаточно скрыто многих на мысль о том, что кризисы – это вполне закономерная часть нашей жизни и важно как-то уметь с ними обращаться. Если дать определение психологического кризиса, то кризис – это состояние резкого несоответствия между способностями и потребностями организма, с одной стороны, и требованиями и ожиданиями окружающей среды – с другой стороны.
То есть, это ситуация, где достаточно серьезно оказываются нарушены границы контакта и ментальный метаболизм, то есть, процесс выделения и процесс получения чего-то из окружающей среды, достаточно резко нарушаются. В этой ситуации возникает вопрос о том, а как проживать и что делать с теми кризисными состояниями, которые возникают в нашей жизни. Важно сказать, что кризисов существует достаточно много. Традиционно выделяют пять основных типов кризисов, иногда шесть, разные авторы могут дробить эти кризисы и выделять различные их типы.
Первый – это хорошо известные вам кризисы развития или возрастные кризисы. Они с завидной регулярностью наблюдаются у человека, и вы знаете, в соответствии с этими кризисами выделяют отдельные стадии развития, начиная с младенчества и кончая пожилым и старческим возрастом.
Второй тип кризисов – это так называемые экзистенциальные кризисы, кризисы, связанные с кризисом систем ценностей и смыслов. Они частично пересекаются с возрастными кризисами, частично возникают в те или иные фрагменты нашей жизни, и об этом более подробно мы еще поговорим.
Далее, выделяют так называемые кризисы обстоятельств. Когда окружающая среда приземляет к нам иногда невыносимые, связанные с угрозой для жизни или даже психического благополучия, требования. Речь идет о кризисах, связанных с разнообразными утратами, кризисами, которые порождены различными природными катаклизмами, землетрясениями, наводнениями, техногенными обстоятельствами, связанными с захватом заложников и пребывание заложников в ситуации, связанной с террором, ситуации, связанный с различными техногенными катастрофами типа катастрофы на чернобыльской АЭС. Человечество достаточно избирательно, и я думаю, что число таких техногенных кризисов, которые достаточно серьезно меняют человеческую жизнь, будет расти. И ситуации, связанные с различного рода насилием – сексуальным, моральным, психологическим, физическим, это тоже относится к разряду так называемых кризисов обстоятельств.
Отдельно выделяют иногда суицидальные кризисы, потому что именно в этих кризисах угроза, связанная с утратой человеческой жизни, является достаточно большой.
Далее, выделяют кризисы систем, некоторых больших образований, чем сам человек, и сюда входят кризисы, связанные, допустим, с жизнью семьи, это система, которой практически каждый из нас принадлежит, принадлежал, и каждый из нас является свидетелем или участников каких-то актуальных семейных кризисов, которые происходят в нашей жизни, или кризисов родительской семья. Нас всех объединяет общее горе, у нас у всех были родители, плохо, если они хорошо к нас относились, плохо, если они плохо относились, плохо, если они вообще никак к нам не относились. В общем, все плохо. Семья – это вполне сложное образование, которое вряд ли оставляет после себя какие-то радостные воспоминания. Поэтому какие-то ранние семейные кризисы естественно ребенком не проживаются в силу недостаточного эмоционального или когнитивного развития и, понятно дело, оставляют после себя достаточно серьезные раны в виде травм, которые потом приходится допереживать, завершать гештальты этих травм в более позднем возрасте, ну а поскольку родители – это всегда плохо, то, понятное дело, для нас, для психотерапевтов, работа найдется всегда. И у хороших детей бывают проблемы, и у плохих детей бывают проблему. И хорошие родители платят деньги потом за то, чтобы с ним работал психотерапевт, и плохие родители, которые недокармливают ребенка, платят деньги за то, чтобы он ходил к психотерапевту. Поэтому профессия это вечная, и ровно столько, сколько существует такая система, как семья, ровно столько будут продолжаться клиент-терапевтические отношения. Естественно, мы принадлежим каким-то более крупным образованиям, помимо семьи, мы можем сталкиваться как профессионалы с кризисом тех организаций, в которых мы работаем, тоже переживаем свои нормативные кризисные периоды. Это могут быть кризисы сообществ, к которым мы принадлежим. Например, вполне может возникнуть кризис гештальт-сообщества. Или хорошо в истории описаны кризисы, которые возникали при развитии психоаналитического движения. И возникновение различных новых направлений в виде аналитической психологии, индивидуальной психологии, неопсихоанализа, всех прочих направлений – это как раз были результаты таких достаточно серьезных кризисов, которые переживает любое сообщество. Бывают кризисы тех систем общественных, в которых мы живем, и это тоже как-то может отражаться на жизни конкретного человека. Я вот тут недавно проводил сертификационную сессию в Минске в течение трех дней, а потом мне показали бумажку, по которой тренер, который меня пригласил, отчитывался перед начальством. И это оказалась трехдневная лекция ведущего диетолога Украины по поводу разнообразных диет, которые улучшают качество жизни человека. Причем, эта бумажка была скреплена каким-то энным количеством печатей и куда-то сдавалась в различные инстанции. Вот так наши коллеги из Белоруссии живут в ситуации социально-экономического тоталитарного кризиса, пытаются как-то его избежать.
Ну и, наконец, последний тип кризиса – это так называемый множественный кризис. Множественный кризис предполагает, что клиент, который приходит к психотерапевту как минимум переживает два из нижеперечисленных кризисов. Когда-то считалось, что клиент в множественном кризисе — это редкая птица, которая встречается только в рамках психиатрических больниц или попадает к клиническим психологам достаточно редко. На самом деле, если прикинуть эту типологию, которую я вам привел, то получается, что клиент в множественном кризисе или группа клиентов в множественном кризисе – это явление достаточно частое. Например, приходит к вам 15-летний подросток. Понятно, что уже исходя из возраста,, он переживает достаточно трудный подростковый кризис и так или иначе в работе с ним, вот этой проблематики, которая касается проблемных проявлений пубертата, придется касаться так или иначе в тот или иной момент терапии. Ну понятное дело, к этому времени его мама, ну сколько ей – лет 35. Она, соответственно, в славном кризисе тридцатилетних находится, о нем мы тоже еще поговорим. Папа, лет 40-45, в кризисе сорокалетних находится. А еще если папа сильно преуспел в жизни и благополучие какого приобрел, то, понятное дело, богатые тоже плачут, там какой-нибудь кризис обстоятельств, типа много денег, некуда деть. А к этому времени, поскольку подростку 15, они уже наверняка лет 17 вместе прожили. А 17-22 года – это, понятное дело, нормативный такой кризис семьи. Раньше это описывали, что вот это седина в голову, а бес в ребро. Ну и тогда получается – приходит эта славная тройка к вам, и непонятно с какого конца к ним подступать, куда не коснешься – везде какие-то кризисные проявления, надо что-то с ними делать. Так что множественные кризисы являются вещью достаточно частой.
Что еще важно сказать. С точки зрения динамики, любые кризисы – это достаточно длительные состояния. Кризисы не длятся неделями и днями. Если речь идет о каких-то кратких проявлениях, в литературе выделяется такое понятие как кризисная или критическая ситуация. Кризисная или критическая ситуация касается нашей эмоциональной сферы, то есть сферы отношения организма, к тем изменениям, которые происходят в окружающей среде. Она затрагивает только нашу эмоциональную сферу. И, соответственно, критические ситуации длятся недолго. А кризисы продолжаются месяцами, иногда годами.
И, с точки зрения развития кризисов, выделяются три основных этапа. Иногда четыре выделяют, иногда три.
Первый этап – это этап или фаза шока, когда кризис, который возникает внезапно, не осознается, поскольку требования и ожидания окружающей среды оказываются слишком чрезмерными и ставят под угрозу физическое или психологическое благополучие человека.
Затем следует фаза переживания. В рамках этой фазы переживания осуществляется основная работа – это работа по проживанию и переживанию кризиса. Причем, здесь важно сказать, что любой кризис – он не только достаточно длителен, он еще и, по своей сущности, полярен. Потому что в кризисе всегда есть ресурсная зона, зона возможностей, и всегда есть зона опасности, которая угрожает физическому или психологическому благополучию человека. И зона опасности, которая угрожает физическому или психическому благополучию человека порождает немало малоприятных эмоциональных переживаний. Это и паника, и страх, и тревога, и ужас, и бессилие, и беспомощность, и много чего другого. С другой стороны, есть зона ресурсов или зона возможностей, в которой содержится очень много азарта и очень много интереса. И вот эти зоны кризиса проживаются в этой самой второй фазе. Важно получить опыт и одной части кризиса, и второй части кризиса. Сейчас идет шторм. Можно с бессилием наблюдать, как штормит, а я не умею плавать, испытывать бессилие и беспомощность, и сидеть как девочка на краю дороги, как любит говорить Лена Калитеевская, и ждать, когда то или иное счастье как-то приползет к этому краю дороги. Находится в бессилии по этому поводу и беспомощности. С другой стороны можно испытать интерес и азарт и попытаться с этим штормом справиться. Как с ним можно справиться? Ну, во-первых, войти с ним в какой-то контакт, например, взять и утром поплавать. Или, если есть какой-нибудь серфинг, как-то покататься на этих волнах. Но к этому проживанию и преодолению кризиса нас толкает, прежде всего, азарт и интерес столкнуться с чем-то новым, что одновременно угрожает, возможно, нашему благополучию, но, с другой стороны, вызывает очень сильный азарт и риск с этим новым справиться. То, чего мы сильнее всего боимся, это хорошо известно, мы сильнее всего хотим. И потребность в риске, потребность в азарте, я считаю, органично присуща человеку. Это та часть жизненной силы, которую упоминал Фриц Перлз, которая толкает человека к чему-то новому, толкает его выбираться из тупика и преодолевать полярность кризиса. Благодаря азарту и интересу в процессе проживания любого кризиса, кризис может завершаться и интегрироваться.
Третий этап или третья фаза любого кризиса – это фаза интеграции, когда кризис постепенно превращается в наш жизненный опыт. То есть, функция Personality нашего организма пополняется очередной книгой. Если представить себе, что функция Personality – это библиотека, то качество библиотек бывает очень разное. Есть такие, очень известные библиотеки, типа библиотеки Конгресса США, где все очень сильно каталогизировано, есть практически любая книга, которая даже случайно появилась на острове Фиджи или еще где-то, и она обязательно находится в этой библиотеке. Где существует достаточно серьезная систематика, и где любую книгу можно достаточно легко отыскать. Люди-то и отличаются по качеству этих библиотек. Соответственно, у одного человека библиотека достаточно каталогизированная. Есть масса книг с массой романов или рассказов. Например, есть книга «Я и моя мама», «Я и мой папа», «Я и моя мужественность», «Я и моя женственность», «Мое материнство», «Моя сексуальность», «Мое блядство», ну и так далее. То есть, книг бывает очень много. И чем библиотека хороша? Она хороша тем, что к этим книгам важно иметь подход, неважно их все читать каждый день, потому что утомиться можно, но к книгам важно иметь подход, и важно понимать, где эта книга существует и что с ней можно сделать. Если есть у нас, в нашей функции Personality такой подход к книге, то есть, можем взять и почитать, допустим, книгу «Я и моя мужественность». Книги чем отличаются в нашей функции Personality? Тем, что мы их можем взять, открыть на нужной странице и если необходимо, взять и что-то дописать в ней. Какую-то новую страницу, новую главу и что-то еще. И вот, когда мы дописываем какую-то следующую главу, наша библиотека обогащается. И, таким образом, прожитый кризис становится некоторой главой, которая досталась нам иногда с большими усилиями. Не всегда приходится писать на каком-то порыве, иногда приходится что-то писать со слезами, с сжатыми зубами, со злостью, с яростью, со многими другими чувствами. Но, тем не менее, эта глава пишется, книга ставится на соответствующую полку, и человек совершенно спокойно дальше может использовать этот опыт, опыт проживания кризиса в своей дальнейшей жизни. Это книгой он взял и обогатился. Это важно не только для какого-то дальнейшего личностного роста, это важно и для клиент-терапевтических отношений. Потому что в рамках отношений клиент-терапевт мы не лечим никакими техниками, никакими методиками, никакими специальными упражнениями, а основным целительным инструментом является наша мужская и женская сущность, наши свойства и наши качества, и те шрамы, которые мы в нашей жизни приобрели. У каждого из нас есть раны. Раны, связанные с непрожитыми кризисами. Мы можем брать и эти раны показывать клиенту. Иногда их посыпать солью, допустим, еще чем-то с тем, чтобы эти раны были видны. Тогда что от этого получится? Ничего хорошего. Я страдаю, а рядом со мной клиент, который сидит, он не просто страдает, а он еще устрашается и впадает в состояние шока. И тогда вместо задачки как-то уменьшить количество страдания в мире мы только берем и его увеличиваем. Хорошо при этом бережно относится к этим ранам, которые у нас есть и постепенно способствовать их заживлению. По-разному. Лучше, конечно, чтобы они первичным заживлением заживали, без всякого нагноения. Какие-то кризисы таким образом у нас происходят. Иногда по-другому бывает. Вместо первичного заживления абсцесс возникает, нарыв возникает, флегмона может возникнуть. Тогда важно способствовать заживлению, превратить это в шрамы. А дальше чем заниматься? Дальше заниматься таким эксгибиционизмом. То есть, показывать эти шрамы клиенту. Смотри, вот у меня такая была рана, так я страдал, так я, бедный, мучался, так я переживал, но вот каким-то чудом, смотри, оно взяло и зажило. И вот, смотри, нету у меня никакой раны, один шрам остался. Так показываю свой живот, и шрамов – просто страшное дело, спину показываю – и шрамов навалом, лицо показываю – и шрамов навалом. И вот когда показываю такое количество шрамов, клиенту это просто как бальзам на душу. Он понимает, что со временем и все его раны, которые гноятся, которые болят, причиняют страдания, все эти кризисы, которые были, рано или поздно заживут. То есть, хороший терапевт – это терапевт с большим количеством зажитых ран. Тех ран, которые он способствовал или ему кто-то помогал, чтобы они взяли и зажили. Больше ничем клиент от терапевта не отличается. Соответственно, и лечим мы только тем, что как-то передаем опыт и помогаем развивать опыт вот этого заживления душевных ран, которые возникают у клиента. А это, естественно, предполагает, что мы в клиент-терапевтических отношениях, работая с кризисным клиентом, предъявляем себя не просто как какого-то терапевта, принадлежащего к какому-то специальному направлению – экзистенциальному, аналитическому или гештальт-направлению, гештальт-подходу, а предъявляем себя прежде всего как людей. Как мужчин, как женщин. Мы не игнорируем тот опыт, который у нас есть. И отличается, возможно, состоянием функции Personality, которое мы можем и свободно ориентируемся в той внутренней библиотеке, которая у нас есть, функции Id, которая должна энергетически обеспечивать процесс психотерапии. Потому что когда сидит терапевт как дохлая селедка и никакой энергии не излучает, клиент вьется в каких-то судорогах и корчах по поводу боли, а она сидит и монотонно что-то вещает. Это страх господень. Что это за терапия. Это никакая не терапия, потому что важно уметь заразить клиента интересом и азартом. Вот этой вещью, которая способствует проживанию кризиса. А если я буду монотонно талдычить какие-нибудь теоретические вещи по поводу того, как проживается кризис, то ничего из этого не получится. Клиент так и останется в том разобранном состоянии, в котором он находится. Поэтому очень важно, когда вы работаете, в том числе и сейчас, на интенсиве со своим клиентом, внимательно отслеживать ту энергетику, которая уходит у вас на терапию. Энергетику, связанную с азартом и интересом. Со способностью увлечь клиента. Не заразить его собственными проекциями, у него и без этого проекций навалом, а заразить энергетикой того, как клиент организует свой опыт, как получилось так, что он находится в болезненной кризисной ситуации, вызвать интерес к исследованию этой ситуации, а дальше – оказать помощь по проживанию кризиса. В этом смысле важно понимать, в какой стадии кризиса находится тот или иной клиент.
Достаточно часто бывает так, что клиенты приходят к вам в стадии шока. Ну понятное дело, что кризис. А клиентка так оторопела, что находится в кризисной ситуации, что ничего не понимает и ничего не осознает. Тогда основной тактикой работы с клиентом является тактика быть с ним. Просто обеспечивать свое активное присутствие и этим активным присутствием помогать проживать фазу шока. В ней работают достаточно серьезные защитные механизмы, и там всякая вербальная продукция, когда вы тарахтите клиенту и что-то ему пытаетесь доказать или рассказать, продемонстрировав совершенство собственных когнитивных возможностей, это совершенно не нужно. Потому что клиенты в фазе шока понимают… Ну как сказать. Сложноподчиненные, сложносочиненные предложения они не в состоянии понять, такой темп, в котором я говорю они не в состоянии выяснить. Если кто-то тут сидит сейчас в состоянии кризиса, а я такую хрень несу, я превращаюсь в журчание бахчисарайского фонтана, и он ничего не понимает из того, что Моховиков сказал, соответственно, точно находится в кризисной ситуации. С таким клиентом надо говорить медленно. Проникновенно смотреть ему в глаза. Побольше молчать. Выдерживать терапевтические паузы и присутствовать вместе с ним, проявляя свою заинтересованность и небезразличие.
В фазе переживания важно уделять большое внимание проживанию очень сильных чувств. Потому что, с одной стороны, фаза шока ресурсна в том смысле, что позволяет человеку подготовиться к проживанию этих полярностей кризиса, а, с другой стороны, она бывает опасна для терапевта тем, что терапевт сталкивается с очень сильными эмоциональными переживаниями. Тем, что в психиатрии называется аффектами. Основная забота терапевта здесь состоит в том, чтобы уметь справляться с аффектами клиента. Это означает, прежде всего, что сила аффекта терапевта на клиента или в контакте с клиентом или на клиента потом в контакте с супервизором или потом на группе не превышала по интенсивности аффекта клиента. Желательно, чтобы она была поменьше. Если такую тактику вы простроите в процессе переживания, тоже будет хорошо.
Если клиент приближается к фазе интеграции, там основное внимание следует уделять, прежде всего, вот этой самой функции Personality. То есть, состоянию библиотеки клиента. Насколько он может извлекать опыт из прожитого кризиса, и насколько этот прожитый кризис способствует его личностному росту.
Достаточно важными проявлениями в жизни человека являются так называемые экзистенциальные кризисы. Их выделяют четыре.
Первый экзистенциальный кризис связан с подростковым возрастом, когда формируется эго-идентичность человека, и в первом приближении начинает формироваться система ценностей и смыслов. Когда формируется мировоззрение, и подросток отвечает на болезненные вопросы – кто я, зачем я живу, с кем мне находиться в отношениях, какой мне путь выбрать. То есть, возникает в подростковом кризисе такое первичное зарождение Дао. Естественно, это вопросы, порождающие очень много растерянности, и естественно, на пути формирования эго-идентичности могут возникать различные сложности. Человек может останавливаться в поисках этой идентичности. То, что Эриксон называл мораторием на идентичность. Иногда остановка может быть достаточно длительной. Есть, конечно, формальные показатели, что подростковый возраст длится до 21 года, включая юношескую часть. Ну, есть такая хронология, но она не для всех справедлива, а, точнее, несправедлива для многих. Потому что, я считаю, что хорошо, если подростковый возраст проживается до конца лет до 30, 35-ти. А если он в 20 прожит, это какая-то фигура высшего пилотажа, это какой-то супермен или суперженщина, которая приложила усилия и прожила подростковый возраст. В принципе, вообще, проживание кризиса связано с приложением личностного усилия. Когда прилагаешь усилия, велика вероятность того, что столкнешься потом с бессилием. Потому что некоторые кризисы можно вообще не проживать. Есть такая нормативная категория, что эти кризисы надо прожить, а можно и не проживать. Можно остановиться на непрожитом младенческом возрасте, и так в нем жить, жить, жить, и не одно десятилетие жить. Дети появляются, внуки могут появляться, а можно так и остаться в блаженном полумладенческом возрасте. Лежать в гробике такой прЫнцессой и ждать, что прЫнц придет. Он на голубом или белом коне прискачет и какие-то действия с тобой будет совершать. ПрЫнц может долго, они там путаются в чаще, могут не туда приходить, в гробике долго можно лежать, при этом оплодотворяться в том же гробике, всякие действия совершать. Но прЫнцца все нет и нет. Он может где-то там где-то лет к 80-ти лежания в гробике появиться, но в виде прыщавой с косой, которая придет и скажет, что девочка зажилась лолитище-дюймовище, крошище-хаврошище такое, и хватит вот, земная твоя жизнь закончилась, пора о вечном думать. Иногда в ходе этих экзистенциальных кризисов… Ведь самый злобный насильник живет внутри самого человека. Любят все сексуальных маньяков описывать – такие они злобные, страшные и так далее. На самом деле, самый злобный чикатило по сравнению со злобностью нас в отношении самих себя, он просто дитя малое, неразумное. Потому что с такой жестокостью, с которой мы относимся к себе, наверное, не относится никто к нам. Например, какая-то цветущая женщина лет 35-ти решает, что все, моя женская карьера закончена. Или вообще – зачем мне тут этой женственностью заниматься, нежность дарить, близость организовывать, тепло распространять, я же не калорифер, ну зачем это делать, это не нужно, это очень напряженно, это разные проблемы возникают. Поэтому не нужно. Лучше я эту женскую фазу, или мужскую – не важно, это и в том, и в другом варианте существует, лучше я эту фазу буду избегать. Таким, скажем, способом – из девочек сразу в тетки с авоськами. Тетки такие надежные, такие устойчивые, такие домовитые, такие с большим развитым материнским инстинктом, все – а женскую фазу я миную. Вот берет и в рамках кризиса 30-летних экзистенциального женщина решает – все, женщиной я быть перестало. Я добросердечная мать, я верная жена, я прекрасный психотерапевт, я надежный член гештальт-сообщества, вот этим я и буду. А женщиной мне быть не нужно. Лучше я перед клиентом буду такой умной, рафинированной и всякую свою женственность свою возьму и похерю. Ну что с этим сделаешь. Это вызывает очень много всяких мрачных переживаний. По поводу того, что если придет к этой женщине такая же женщина с такими же проблемами, ну что они будут – какой-нибудь некромантией заниматься. Или плодить вот этих самых лолитищ. Самая страшная картинка, это когда и терапевт немножко взрослеет, и терапевт постарше приходит. Представляете, такие престарелые крошища-хаврошища или престарелые катигорошки или еще что-то – это же просто страшное дело. Смотришь этот сон и не понимаешь, где ты находишься. Наяву или в какой-то ужасной картинке. А на самом деле, кризис следующий, 30-ти лет – это кризис, когда у человека формируется какое-то его индивидуальное Дао. Когда как умные психологи говорят, возникает у человека в когнитивной сфере концепт личной смертности, и он понимает, что рано или поздно не судьба жить долго. И начинает формировать некоторый свой собственный длинник или путь жизни. И этот кризис приводит к тому, что приходится отказываться и производить калькуляцию различных достижений и неудач, которые возникают в жизни. Это достаточно травматическая вещь, и на этом этапе тоже возможны различные сложности. Когда отказываешься от какой-то очень важной своей части. От мужества. Превращаешься в даоса, который сидит в позе лотоса, и думаешь при этом, что источаешь при этом массу мужественности. И мочизмом страдаешь. А на самом деле, даос – он и есть даос. Ну от какого Будды возникнет сексуальное возбуждение? Он предел святости и рафинированного к нему отношения. А если провоцируют его на некоторые мужские роли и так далее, но так, чтобы над ним позабавиться. А он поскольку Будда, он это мало понимает. И у него высокая толерантность к унижению возникает.
Эти кризисы, связанные с мужественностью и женственностью нас подстерегают практически в течение всей жизни. Проблема часто связан с тем, что эта библиотека, связанная с приобретением мужских и женских качеств, она нами в достаточной мере обесценивается.
И хочется пожелать, чтобы в ваших клиентских, терапевтических опытах, на работе в группе вы больше подумали, кто вы есть. Не человеки и люди, а мужчины и женщины. Те, кто действительно призваны реализовать и максимально полным образом воплотить женственность и мужественность, мудрость и нежность, которые с этими вашими частями связаны. Поэтому в этом движении в течение последующих трех дней я вам и хочу пожелать удачи, спасибо за внимание.
Моховиков А. Н.