Поразительное несоответствие умственных способностей уровню эмоциональной зрелости очень часто встречается у людей с пограничными расстройствами личности.У несчастных детей не хватает воспоминаний о том, как их успокаивали или утешали в детстве, и они не умеют успокаивать себя в трудных ситуациях, даже став взрослыми. Обычно, заглядывая «внутрь» себя, они видят там только пустоту, и это еще больше их расстраивает. Поэтому им приходится полагаться на других людей и ждать утешения от них.Чем слабее самоидентификация личности, тем сильнее у нее потребность «присосаться» к объекту, который сможет поддерживать ее самооценку.Невыносимое чувство стыда за себя как за личность заставляет людей с патологией характера скрываться от окружающих. Они так боятся разоблачения, что пытаются угодить всем.Болезненный стыд, испытываемый людьми с расстройствами личности, приводит к нежеланию выполнять обязанности, другими людьми воспринимаемыми как нечто само собой разумеющееся. Они не чувствую себя сильными, важными или достойными, и обычные повседневные задачи пугают их.
Ребенок искажает реальность, заменяя образ импульсивных и неорганизованных родителей образом хороших родителей, которые наказывают его только тогда, когда он действительно заслуживает. Ребенку невыносимо признаться себе в том, что его родители — непредсказуемые и жестокие люди, потому что признание обрекает его на жизнь в вечной тревоге и лишает контроля над происходящим. Парадоксально, но обвиняя себя, ребенок получает некое облегчение, потому что с его родителей «снимается обвинение» в плохом обращении с ребенком. Моральная защита (так называется этот механизм) оправдывает нанесенные ему оскорбления и вносит упорядоченность в его внутренний мир. Кроме того, ребенок получает шанс исправиться и собственными усилиями избежать неприятностей в будущем. С другой стороны, если ребенок признает, что проблема кроется в самих родителях, он окажется абсолютно не в силах что-либо изменить.
Такой защитный механизм дает ребенку одновременно и ощущение контроля над ситуацией, и утешительную мысль, что окружающий мир живет по определенным правилам. Наказания и равнодушие, с которыми ребенку приходится сталкиваться, считаются результатом его плохого поведения, а не случайной прихотью его маргинальных, бестолковых родителей. В итоге развивающаяся личность привыкает в недостатках и ошибках окружающих находить свою вину.
Это одна из ключевых причин, по которой люди с разными патологиями характера соглашаются терпеть любые притеснения от своих партнеров.
Вначале в ребенке развивается несколько «маленьких» Я, которые затем сливаются в цельную согласованную самооценку. Любое взаимодействие с родителями изначально формирует небольшой фрагмент самосознания во внутреннем мире ребенка.
Эти маленькие фрагменты самосознания возникают в ответ на различные категории поведения отца или матери.Постоянство родительского внимания способствует формированию множества сходных фрагментов «хорошего» Я, которые благодаря своей схожести легко объединяются в цельное самосознание ребенка.Непостоянство родительского внимания, напротив, замедляет формирование единого самосознания; чем сильнее отличается эмоциональная окраска фрагментов самосознания, тем сложнее ребенку соединить их в одно целое. Родители, склонные к непредсказуемому и противоречивому поведению, формируют в своем ребенке огромное количество совершенно разных, иногда прямо противоположных, фрагментов самосознания. Эти фрагменты несопоставимы и слишком противоречивы, чтобы сложиться в один стройный образ.
Расщепление — это не просто незрелость, это активный процесс, требующий затрат энергии, бдительности и настороженности.Расщепление позволяет сохранять привязанность (к матери), при этом теряя целостность собственного Эго.
Те люди, которые отщепляют одно состояние Эго и заменяют его другим, моментально становятся «слепыми и глухими» к реальности, которую они воспринимали всего минуту или час назад.Гигантский объем инфантильных потребностей пациента заставляет его использовать расщепление, чтобы избежать панического страха одиночества
Любое, самое незначительное огорчение может спровоцировать внезапное проявление раненого Я. Это частичное Я мгновенно занимает доминирующее положение, вызывая резкую смену настроения.
Капризность – является результатом глубочайшего разочарования в способности родителей утешать ребенка и заботиться о нем и отражая внутреннюю агрессивность и пустоту, которые будут преследовать человека всю жизнь.
Любое событие, подарок или поступок, имеющий хоть малейший намек на недостаточную чуткость к ее потребностям, напоминал Сэнди о ее детстве, когда ей почти не уделяли внимания. Это активировала ее раненое Я. Неосознанная и непризнанная ею сосредоточенность Сэнди на своих детских разочарованиях обрекала все попытки построить отношения на неудачу. Ей было достаточно малейшего повода, чтобы обвинить мужчину в недостаточном внимании к ней и вернуться в состояние раненого Я.
Появление расщепленного раненого Я становится непреодолимым препятствием на пути развития серьезных отношений.
Еще одна черта раненого Я – гиперчувствительность к реальной или воображаемой критике со стороны окружающих.
Надеющееся Я воспринимается как «хорошее». Надеющееся Я – это противоядие от отчаяния и боли, причиняемых раненым Я, поэтому обделенные дети и взрослые изобретают специальные способы стимуляции и укрепления своего надеющегося Я. Пока им удается удержать надеющееся Я в доминирующем положении, отщепленное раненое Я будет оставаться в подсознании. Ребенок прикрывается, как щитом, своим надеющимся Я от той реальности, в которой родителей стоит опасаться.
Надеющееся Я не отражает действительность, потому что не имеет доступа к подавленным воспоминаниям о равнодушии и невнимании, а также потому что оно приукрашает и искажает те немногие приятные события и взаимодействия, которые случались в детстве.
Снова и снова мы приходим к центральной дилемме, с которой приходится сталкиваться обделенному ребенку: чем меньше родительской любви он получает, тем больше в ней нуждается, и эта потребность с годами только возрастает.
Наивное надеющееся Я может развиться только в людях, жестоко разочаровавшихся в своих ранних детских объектных отношениях. Нормальный человек не может так вдруг применить защиту-расщепление, чтобы закрыться от разочарований в существующих на данный момент отношениях. Психически здоровый человек прекращает отношения, если низкое поведение или незаслуженный отказ исходят от объекта его желания. Человек с развитым механизмом расщепления ведет себя совершенно иным образом: сталкиваясь с отказом со стороны огорчающего объекта, он просто активирует встроенную защиту и скрывается под ней от тех неприятных черт объекта, которые представляют угрозу для дальнейших отношений.
В таком искаженном восприятии негативные сигналы и воспоминания о прошлых обидах игнорируются, в то время как для нормального человека они послужили бы поводом держаться подальше от такого опасного объекта.
Надеющееся Я питается иллюзиями, видя в желанных объектах лишь обещание любви и надежду на удовлетворение своих желаний.
Плохой объект – это человек, способный стимулировать надеющееся Я своего партнера и в то же время быть постоянным источником его огорчений. Плохой объект – не обязательно «плохой» человек, а скорее тот, кто подает надежду на исполнение желаний, но раз за разом оказывается неспособным удовлетворить потребности зависимого от него партнера. Т.е. у плохого объекта есть две грани: одна обещает удовлетворение, другая, гораздо большая, не оправдывает ожиданий зависимой стороны.
Пациент с пограничным состоянием это тот, кто отвергает хорошие объекты и увлекается плохими.
Возвращение к первичному плохому объекту или же увлеченность новым, символически эквивалентным первичному, является центральной точкой человеческой психопатологии.
Фейрбейрн утверждал, что навязчивые повторения, по своей сути, являются возвращением к плохому объекту, а не попыткой излечиться от ранней травмы.
Вместо того, чтобы усвоить блок позитивных объектных отношений и отвергнуть блок негативных отношений, он впитывает негативные и отбрасывает позитивные объектные отношения.
Прошлое несчастных детей было ядовитой смесью негативных, расстраивающих чувств и ничтожной дозой любви. Таким образом, «любовь» для обделенного ребенка представляется некой сложной комбинацией противоречивых чувств, в вовсе не непосредственным ощущением того, что любящий человек принимает и ценит тебя. Наоборот, любовь, полученная «безвозмездно» от нормально развитой личности, не воспринимается как таковая, она кажется чем-то чуждым, не имеющим ничего общего с тем, что в его сознании означает «любовь».
Неспособность людей с патологиями характера испытывать любовь можно сравнить с неспособностью человеческого уха воспринимать звуковые волны высокой частоты: они существуют, но различить их невозможно. Так же точно и любовь, здоровое зрелое чувство, подобно ультразвуку, входит в жизнь человека с патологией характера, не имея шансов быть узнанным и позитивно воспринятым.
Расщепление заставляет пациента оперировать только частью доступной информации, лишая его возможности учитывать ошибки прошлого.
Мне часто приходилось встречать мужчин и женщин, впавших в депрессию из-за потери своего плохого объекта, потому что их раненое Я осталось без врага, с которым можно бороться.
Сценарий побоев может реализоваться, когда встречаются две личности с серьезными и застарелыми нарушениями психики и пытаются удовлетворить за счет друг друга те потребности, которые остались неудовлетворенными с детства.
Никто из участников этой драмы не был в детстве знаком с любовью и вниманием, и оба они ищут родительской опеки, которой им не довелось испытать.
Жертву намного сильнее пугает катастрофа, которая может случиться с ней в случае разрыва с обидчиком. Для женщины с пограничным состоянием психики намного проще стерпеть побои, чем оказаться в ситуации, угрожающей целостности ее самосознания.
Без него ее слабая структура, ее интроективная недостаточность, нестабильность самосознания и страх перед огромным миром – все это грозит аннулировать ее как личность.
Типичный тиран страдает от неспособности постоянно дифференцировать себя от других объектов. Он слабо дифференцирует себя от своей партнерши, поэтому любое ее слово или действие непосредственно направляется в его внутренний мир. Его гиперчувствительность ко всем ее высказываниям заставляет его реагировать на любое изменение в ее поведении, которое хоть на йоту отклоняется от привычного. Ему комфортно с ней только тогда, когда ее мнение, высказывания и поведение полностью совпадают с его точкой зрения. Малейшее расхождение вызывает в нем грандиозную обиду и чувство покинутости, а также страх потерять контроль над этой женщиной. Такая потребность практически в симбиозе с партнершей выступает в роли психологического заменителя близости, в которой ему было отказано в раннем детстве. Подобно младенцу, мужчина чувствует себя брошенным, если он и его объект не испытывают одновременно одинаковые эмоции.
Дэвид Селиван