Психологическая гибкость показывает, как любовь может придать боли смысл.
Используемые термины:
ACT — Acceptance and Commitment Therapy (Терапия Принятия и Ответственности)
Последние несколько лет именно этого я боялся больше всего: стоять перед тысячной аудиторией проекта TED Talk, рассказывая им свою историю панического расстройства, объясняя как оно связано с домашним насилием, свидетелем которому я стал, будучи маленьким мальчиком.
В прошлом месяце я сделал это.
(https://www.bit.ly/StevesFirstTED) –ссылка на англоязычное выступление
Это была одна из самых сложных вещей, которую я когда-либо делал. И я обнаружил кое-что важное.
Но сначала немного истории. Тридцать четыре года назад, на пике трехлетней борьбы с паническим расстройством, в два часа ночи я сел на золотисто-коричневый махровый ковер и достиг самого дна. Я не видел никакого выхода, и этот момент ознаменовался моим странным, хриплым, кошмарным криком. Затем, всего через пару молчаливых минут, дверь открылась — и вместо того, чтобы найти выход, я нашел вход. Моя жизнь круто изменилась.
То, что я узнал той ночью, побудило меня посвятить свою карьеру исследованию концепции психологической гибкости и разработке Терапии Принятия и Ответственности (ACT). Вы, наверно, думаете, что раз уж я посвятил этой теме всю свою карьеру, то мне легко было рассказывать об этом странствии слушателям проекта TED.
Как бы ни так. Я испытывал тревогу. И не только ее. Грусть. Подавленность.
Но вот что я вынес из этого опыта.
- Время не лечит раны, оно просто прикрывает их.
Я был настроен не просто рассказать историю. Я хотел вернуться в тот самый момент, когда достиг дна, совершить настоящее путешествие.
Я не слышал подобного крика и не издавал этот странный звук последние 34 года… но я мог слышать его в своей голове. В нем было что-то почти священное. Он ознаменовал поворотный момент всей моей жизни.
Я не хотел испортить эпизод, когда должен будет прозвучать этот крик во время моего повествования, чтобы не превратить его в какое-то представление. Поэтому, когда я репетировал свою речь для TED, я всегда пропускал этот момент. Я готов был воссоздать этот крик еще один раз в своей жизни, но только один раз. Я хотел, чтобы мои слушатели прочувствовали каково человеку достичь дна, когда больше некуда идти.
Но одно дело планировать. И совсем другое – делать. Когда пришло время моего выступления и этого крика, я ощутил весь ужас этого момента, нависшего надо мной словно Пожиратель смерти из «Гарри Поттера». Внутри меня все перевернулось, возвращая меня к свежей боли переживания панического расстройства, невзирая на то, сколько лет прошло.
2. Под тревогой скрывается что-то более тяжёлое, и недостаточно просто знать, что это.
Примерно за 10 минут до того, как мне нужно было идти за кулисы, я попросил свою жену поговорить наедине. Я сказал: «Я думаю, что начинаю понимать что-то очень важное. Я боюсь не тревоги относительно этой лекции». Она посмотрела на меня насмешливо, потому что видела, с какой тревогой я готовил это выступление на протяжении месяцев. «Я боюсь того, что я выйду на сцену и буду плакать так, что совсем не смогу выступать», — сказал я. Она крепко меня обняла. «Даже если так – прошептала она – «всё будет в порядке».
В выступлении для аудитории TED я готовился рассказать историю про момент на золотисто-коричневом ковре, который вызвал во мне давно подавленное воспоминание: я вспомнил, как я ребенком прятался под кроватью, пока мои родители яростно дрались в соседней комнате, и тогда я решил: «Я что-то сделаю с этим!». И я увидел, как мой старший брат Грег чуть не схлопотал, когда пытался защитить маму. В ту ночь, я мудро решил не вмешиваться, оставаться в безопасности под кроватью и плакать.
Теперь я собирался рассказать эту историю полностью и откровенно. Даже когда я репетировал выступление в одиночестве, я всегда плакал в этом месте. Оглядывая более чем тысячу людей, которые скоро станут свидетелями моего рассказа, я задумался о том, возможно ли погрузиться в травму и печаль домашнего насилия и при этом донести до этих людей то, что я хотел.
Перед выходом на сцену, я тихо сказал своей жене: «Я думаю, мне ещё предстоит поработать с этой травмой».
Я знаю, что мне это нужно. Я давно знал, что под моей тревогой скрывается психологическая травма. Вся моя лекция для TED была основана на этом. Но этот опыт, потрясший меня до основания, понадобился, чтобы через эмоции показать, что на самом деле мне еще предстоит серьезная работа (см. вывод 1 выше).
Я пока не знаю, как это сделать. Мне хочется войти внутрь этой грусти, распахнув объятия, прижать к себе этого маленького травмированного мальчика и выслушать все, что он хочет сказать.
3. Обращение к боли и страданию через любовь является непременным условием для обретения смысла.
Это и есть содержимое моей лекции для TED. Параллельно, сам процесс выступления был посвящен этому. Когда я был за кулисами, я открыл свой компьютер и добавил пару заметок, всего лишь за несколько мгновений до того, как на меня надели микрофон как у Мадонны. Я сделал это в надежде на то, что эти мысли будут сопровождать меня во время выступления.
Вот часть того, что я написал и, я надеюсь, что это прояснит, что я имел в виду.
«Это не для тебя, это для других. Позволь своей истории выйти в мир. Ничего страшного, что там много боли. Подумай о том, сколько страданий в этой комнате, в мире. Сейчас собери в себе все, что можешь дать и отдай это».
В итоге, я пронес эти мысли с собой через выступление. Я затронул боль и страдания. Я говорил об ужасе тридцати трехлетнего мужчины, который терял свою способность функционировать, о страхе и ужасе маленького мальчика, который видел своих родителей в страхе и ужасе. Так это все обретало смысл.
Когда мы смотрим на боль и страдание через призму любви и сочувствия, это дает нам силы приносить любовь и смысл в мир. Продвигать такой вид психологической гибкости через Терапию Принятия и Ответственности – работа всей моей жизни. ACT – это одна из самых исследуемых форм психотерапии, основанной на осознанности и принятии. Ей посвящено почти 200 научных исследований и сотни других материалов. В этой работе есть научное обоснование, и вы можете подумать, что 34-летнего периода достаточно, чтобы возвращение в момент прошлого прошло легко.
Оказалось, что нет.
Обнаружив это, я получил главный урок той ночи на ковре 34-летней давности. Тревога – не враг нам. То, что мы знаем о страдании, помогает нам увидеть страдание в других. То, что мы проводим время наедине с самими собой — позволяет нам сосредоточится на том, что мы можем дать другим и постараться сделать все, чтобы мы смогли это дать.
Перевод: Екатерина Реймарова.
Редакция: Ольга Турчинская, Антон Вотрин, Екатерина Федотова.