Люди с суицидальными проблемами желают умереть: либо они хотят, чтобы кто-то убил их, либо хотят убить себя сами. Можно сказать, что убийство есть убийство, неважно, убиваешь ли ты кого-то другого или самого себя, и что часто суицидальный импульс – это повернутый против себя импульс убийства. Человек хочет убить кого-то и вместо этого убивает сам себя. Я думаю, что такие люди живут в постоянной злобе, и физическое самоубийство – логическое завершение жизни того, кто разрушал себя социально, психологически, эмоционально и экономически. Суицидальными мыслями и попытками чревато и такое состояние, когда человек выходит из полного отчаяния. Тот, кто пребывал в глубокой депрессии, а потом начинает из нее выкарабкиваться, сталкивается с ужасным напряжением из-за того, что необходимо коренным образом менять свою жизнь. И под этим гнетом он может решить, что проще убить себя, чем прилагать невозможные усилия, пытаясь перестроить свою жизнь.
Между прочим, подобное может происходить и в терапии. Человек спускается в глубины своей психики и борется со своим безумием, с чувством бессилия и никчемности, со страхом смерти, с потерей уважения к себе вследствие кошмарного открытия, что он почти не личность. Рискнув так глубоко погрузиться, он сталкивается с непосильной задачей – переменить свою личность. И решает, что бороться не стоит. И тогда он, как и человек на выходе из депрессии, находит силы разрушить себя.
Что можно поделать с этим феноменом? Чтобы вмешаться в такую тяжелую ситуацию, тре-буется понимание теории систем. Может быть, рядом с тем, кто хочет своей смерти, есть значимый другой, который желает его смерти. Желание чьей-то смерти может быть слабым чувством или скрытым импульсом у значимого другого – отца, матери, брата, сестры, супруга. А может быть, это подспудное чувство всей группы. Задача терапевта – собрать эту группу вместе и в присутствии пациента исследовать желание смерти, которое может толкнуть к самоубийству. Выявив этот импульс, терапевт помогает семье открыть не только стремление убивать, но и возможность сочувствия пациенту.
Чтобы помочь пациенту справиться с тягой к самоубийству, можно вовлечь его в фантазии о будущем. Что будет с пациенткой, если ей удастся себя убить? Долго ли будет плакать папа? Кто придет на похороны? Долго ли будут грустить мама и братья с сестрами? Какие новые взаимоотношения разовьются, когда ее не будет? Есть у мужа другая женщина на примете? Что будет с ее вещами – положат ли их в сундук, прибив сверху табличку с ее именем? Придется ли семье покинуть этот дом – чтобы не мучили тяжелые воспоминания? Будут ли роскошные похороны и море цветов? Все это превращает ее внутрипсихическую фантазию (“Они узнают, как несправедливо со мной обходились, когда я умру и покину их”) в межличностную, что не позволяет уйти с головой в свои одинокие тяжелые мысли о том, что будет, если она умрет.
Некоторые терапевты заключают специальный контракт: “Обещайте, что не убьете себя до нашей следующей встречи”. Мне он кажется искусственным, хотя некоторым терапевтам существенно помогает. Я часто пользуюсь своим способом: вербальным нападением на пациента. Этот подход для меня естественен. Он похож на “терапевтическое избиение” – технику, изобретенную американскими военнопленными в японских лагерях. Когда у какого-то солдата появлялось стремление к смерти и он начинал умирать от каких-нибудь психосоматических болезней, развившихся вследствие этого стремления, его нарочно избивали другие заключенные. Удивительно, что человек выходил из депрессии и уже не впадал в нее снова.
Такой подход помог некоторым моим пациентам. Одной женщи-не, всерьез подумывавшей о самоубийстве, я сказал: “Когда вы убьете себя, я приду на вашу могилу и буду скакать, прокли-ная вас!” Позже она призналась, что эти слова помогли ей остановиться. Другой пациентке, утверждавшей, что никто в семье не знает о ее суицидальных чувствах и никого это не волнует, я сказал, что, если она умрет, я приду на похороны и скажу семье, что именно они виноваты в ее смерти. Испугавшись, женщина привела их на терапию, чем по меньшей мере отсрочила свое самоубийство.
Другой метод – парадоксальная интенция, когда вы специально поддерживаете намерение пациента умереть. Часто это помогает избавиться от скрытого кошмара частичной ответственности за его жизнь. Разрешить одну суицидальную ситуацию помог мне консультант, заставив-ший моего пациента усомниться в том, что его гомосексуальный партнер сильно расстроится из-за его смерти. Пациент, вынужденный поставить под вопрос эффективность такого способа мести, оставил свои суицидальные намерения.
Часто я подкрепляю суицидальный импульс, предлагая тем, кто все равно уже решил убить себя, достать автомат и пристрелить сначала еще кого-нибудь. Собственная смерть будет гораздо приятней, если перед этим можно расправиться с ненавистными людьми. “Не останавливайтесь на полпути! Раз у вас есть импульс убийства, получите от него удовольствие прежде, чем разрушите себя”. Обычно пациент не может вынести такого утяжеления патологии – и переходит от суицидальной игры к какой-нибудь другой, менее фатальной.
Некоторые терапевты сами становятся на место жертвы. Они говорят пациенту: “Вы хотите убить себя потому, может быть, что хотите убить меня”. Допускаю, что некоторые пациенты действительно убивают себя из-за того, что терапевт не может выбраться из взаимоотношений с ними и одновременно мучается под их бременем. Обычный страх, что терапевт кого-то под-толкнет к самоубийству, предлагая абсурдные ходы, разбивается о тот факт, что суицидальное поведение всегда поддерживает мощная внутрипсихическая фантазия. Если утерапевта действительно есть такая примитивная потребность разрушения, тогда пациент может воплотить его фантазию. Но когдатерапевт заботится о пациенте и свободен от потребности убивать, пациент не отвечает разрушительными чувствами на абсурдные предложения. На поверхностном уровне он может слышать всякие странные вещи, но на личном уровне это будет вторжением в его фантазию, нарушающим ее запрограммированную орбиту. А когда это запрограммированное вращение изменилось, пациенту трудно продолжать спуск по спирали вниз – в суицидальную воронку.
Карл Витакер